Я лежала в шкафу в коробке, в розовой картонной коробке, перевязанной розовыми же ленточками. В шкафу было темно, ничего не было видно. Но я не боялась. Чего может бояться пластмасса? Правильно, ничего. Поэтому мне и не было страшно. Мне было интересно, сколько еще времени мне придется здесь провести. И что будет после. Если конечно, меня отсюда вынут, ведь сама я выбраться не могу. Я неподвижна по природе своей. Совершенно несамостоятельное существо. А если бы и могла двигаться, то все равно у меня ничего бы не получилось. Ведь руки мои, то есть резина в форме рук, были прикручены проволокой к коробке. Оставалось только ждать.
И вот как-то утром створки шкафа распахнулись, пространство наполнилось светом, я увидела серебристые пылинки, что кружились в лучах солнца. Чьи-то руки достали меня. Это была женщина. Она улыбалась, пока несла меня куда-то. Одной рукой она прижала меня к себе, а второй стала медленно и очень тихо стала открывать какую-то дверь. «Просыпайся, соня, с Днем Рождения, у нас с папой есть для тебя подарок!» С этими словами она положила меня на кровать. В кровати сидела маленькая и очень смешная девочка. Она радостно захлопала в ладоши, увидев меня, потом нетерпеливо стала теребить коробку. Мать вернулась с ножницами, разрезала ленточки и вытащила меня. Когда мои руки были освобождены от пут, мне захотелось потянуться, но конечно же, у меня не было такой возможности.
Наверно, я понравилась девочке, потому что она обняла меня и не отпускала целый день. Я вместе с ней пила чай с тортом, который по случаю праздника полагался на завтрак вместо порядком поднадоевшей каши. Мама ее смеялась, когда девочка перепачкала мне все лицо, пытаясь накормить. Я бы тоже смеялась. Я была счастлива, что попала к ним. Странно, что кукла может чувствовать. Люди наверняка не догадываются об этом, но мы чувствуем то же, что и они, и все видим. И все понимаем. Только не можем ничего сказать. И когда расстраиваемся, не можем заплакать. И смеяться или улыбаться в моменты радости мы тоже не можем.
Девочка клала меня спать рядом со своей подушкой, в отличие от бесчисленных мягких игрушек, сидевших на стеллаже. Меня охватывало чувство гордости и собственной исключительности. Тем более, мама велела девочке беречь меня, потому что я дорого стоила. Наверно, это очень важно, сколько я стоила. У меня было красное платье, передник в клеточку, почти белые вьющиеся волосы и голубые глаза, обрамленные черными-черными ресницами. Наверно, я красивая кукла. Я была похожа на настоящую, живую девочку. А особенно я была похожа на свою милую маленькую хозяйку. По крайней мере, волосы у нее были точно такие же. Она была очень активным ребенком, ей многое было интересно. Правда, иногда ее любопытство меня, как куклу пугало. У нее были помимо меня другие куклы, такие уменьшенные копии молодых девушек. Она довольно часто с ними играла. Наверное, девочка подумала, что раз куклы внешне так похожи на людей, но и внутренне тоже. Я никогда не забуду тот ужас, исходивший от одной из таких кукол, когда девочка, взяв в руки нож стала разрезать ей ногу в области колена. Матери тогда дома не было, позже дочь объяснила свой поступок тем, что ей стало интересно, почему же у куклы сгибаются ноги. И нужно было посмотреть, из чего она сделана. Не знаю, удовлетворила ли хозяйка свое любопытство, но так больше не делала. Это не могло не радовать, потому что стать калекой мне совсем не хотелось. Хотя, ноги у меня все равно не сгибались. Не предусмотрено.
Мама отправляла девочку на лето к бабушке. «Не бери много игрушек с собой, проводи больше времени на улице, не сиди дома» - сказала мать. «Не буду много брать, я возьму только Бэтти» Да. Совсем забыла, Бэтти – это я. Мне было приятно, что я увижу новые места, а возможно, и новые лица. Мне хотелось увидеть бабушку. Интересно, она похожа на мать и дочь, у которых я жила или нет.
Как оказалось, у бабушки свой, небольшой дом. А еще у нее был сад, в котором девочка любила играть. Она выполняла наказ матери и проводила много времени на улице, мы с ней почти не виделись. Но, я не расстраивалась, потому что она возвращалась всегда очень довольной, и по-прежнему, я спала рядом с ней. Иногда мама приезжала из большого города сюда. И рано утром, пока девочка еще спала, я слышала, как мама с бабушкой ругаются. Мне становилось страшно и хотелось обнять ребенка, почувствовать тепло и быть уверенной в том, что это мне только слышится. Что это бред в моей пустой кукольной голове. Но это было, и с этим нужно было смириться. Хорошо, что девочка ничего не слышала, потому что спала очень крепко.
Однажды мы втроем: я, девочка и бабушка смотрели утром телевизор. Мама как раз ушла в гости к друзьям. Меня посадили на большой круглый стол так, что мне было видно всю комнату целиком. Новости посмотрели, чаю попили. Я осталась одна на столе, все ушли. Мне было вполне уютно, только периодически садившаяся на лицо муха немного раздражала. Напротив меня стоял небольшой шкаф. Там было открытое отделение, и мне было видно, что там находится. Разные баночки с лекарствами бабушки, стопка каких пообтрёпанных книг и огромный мешок сахару. Он был завязан, наверно, чтоб мухи или паучки, иногда выползавшие из щелей, не пролезли туда.
Погода с утра была хорошая, но вскоре пошел дождик, и девочка вернулась домой. Я была рада ей, она всегда что-нибудь выдумает интересного. Да и просто ее присутствие успокаивало. Я ведь не знала, как она там, на улице. Волновалась.
Бабушка, несмотря на дождь, осталась в огороде, у нее были свои дела. Девочка долго ходила по комнатам, открывала и закрывала шкафы, немного полистала свои книжки. Потом она пришла в ту комнату, где была я, подтащила к шкафу стул, забралась на него, стала развязывать мешок с сахаром, потом она попыталась его перенести на стол, но он был очень тяжелый, и девочка уронила его на пол. Сахар рассыпался. Я видела, как глаза девочки приняли испуганное выражение, она вцепилась руками в спинку стула и расплакалась. Она плакала тихо, только крупные слезы скатывались по щекам. Она немного успокоилась, и пошла признаваться бабушке в содеянном. Я услышала, как она быстро бежит обратно, и напряглась. Раздался голос бабушки: «Да что ж это такое, вечно надо тебе во всюда сунуть свой несчастный нос! Я тебя сейчас накажу! Отлуплю как сидорову козу, будешь знать, как без спроса везде лазать! Надо тебе что-то, так попроси, сама не суйся! Припрутся тут, наведут свои порядки и уедут, а я сиди! Надоели вы мне как сто чертей!» Девочка убежала, в другую комнату, и судя по звукам, бросилась на кровать. Бабушка была еще в одной комнате со мной, постояв немного, она быстро подошла к столу, схватила с него вязанную салфетку и уверенно направилась в другую комнату. Салфетка была белая, на ней были вывязаны объемные лебеди. Когда салфетка лежала, было ощущение, что эти лебеди действительно плывут. Раздались звуки ударов, а затем, приглушенное всхлипывание. Бабушка ушла, бурча что-то себе под нос. Все стихло. Я как будто оцепенела. Каждое движение стрелки больших часов, стоявших на шкафу, отдавалось во мне. А еще рядом с ними стояла матрешка. Я старалась на нее не смотреть. У нее были глаза такого же цвета как и у меня. Только наверно, она ничего не видела, потому что была покрыта слоем пыли. На ее существование давно не обращали внимания. Я боялась, что со мной будет так же. Но пыталась не думать об этом.
Мама вернулась, зашла в комнату к дочери, они о чем-то поговорили, очень тихо. Потом мать и бабушка снова долго и громко ругались. На следующий день мы уехали в город. Иногда мама с дочкой ездили к бабушке, но ненадолго и меня с собой не брали. Да мне и не хотелось ехать.
Проходило время, девочка росла на моих глазах. Пошла в школу, появились новые друзья, с которыми она часто встречалась. Играла она все реже, но меня иногда брала, расчесывала мои волосы, поправляла на мне одежду. Когда в одежде скапливалась пыль, она ее стирала. Я ценила ее внимание и заботу, хотя не могу сказать, что мне нравилось сидеть голой. С родителями она практически не ссорилась, они жили дружно. И очень радовались, когда… да, кажется, они купили новую квартиру. Только нужно было еще до переезда сделать ремонт, подождать еще немного. Родителей по вечерам не было дома, они следили за тем, чтобы ремонт проходил успешно, девочка занималась своими делами. Это продолжалось несколько месяцев, и как-то родители сообщили моей хозяйке, что уже совсем скоро они будут жить в новой квартире. Что у нее будет своя большая комната, и она сможет заниматься чем захочет, ей никто мешать не будет. Девочка очень радовалась, а я вместе с ней.
Все суетились, разбирали шкафы, запаковывали вещи, какие-то, наоборот, выбрасывали. Старые, ненужные. Мама сказала девочке, что нужно будет подумать, какие игрушки она выбросит, какие отдаст кому-то, какие – оставит. «Знаешь, наверно, с большими куклами ты играть уже не будешь, так что, может быть, мы отдадим ее кому-то? », - показывая на меня, говорила мама дочери. Мне стало холодно, захотелось плакать. Я не могла поверить в то, что стала не нужна. Конечно, оно и понятно. Все когда-то вырастают. Хотя на самом деле, понимать и принимать это никак не хотелось. Мне казалось, что вот-вот умру. Хотелось, чтоб меня размазало катком по земле, хотелось перестать быть. Чтобы не было меня и того отчаяния, что постепенно заполняло меня. Меня усылают… да, я неживое. Я ничто. Но должна же быть справедливость. Должна, но ее нет. И не будет.
Меня решили отнести и посадить на контейнер с мусором, чтобы кто-то из проходящих мимо, может быть, взял меня. Я выглядела еще не так уж и плохо.
И вот я сижу, вспоминаю свою прошлую жизнь. Пригревает весеннее солнышко, я думаю, что наверное, меня возьмет кто-нибудь из бедной семьи, потому что больше никому не новая кукла не нужна. И я снова стану полезной, и у меня начнется новая жизнь. А что это начало новой жизни уже и не сомневалась.